Родилась и живёт в Москве. Участница Форума молодых писателей России Фонда СЭИП в Липках. Лауреат национальной литературной премии «Поэт года 2014» в номинации «Детская литература». Победитель телевизионного конкурса «Вечерние стихи 2014». Дипломант Всероссийского фестиваля юмористической и сатирической поэзии и песни «Ёрш 2015» и «Ёрш 2017». Лауреат Конкурса-фестиваля «Умный смех 2017». Публикации в «Литературной газете», парижском литературном альманахе «Глаголъ», альманахе «Семейка», сборниках Фонда СЭИП, журнале «Мурзилка», многочисленных электронных изданиях. Книга стихотворений для детей «С точки зрения Вари и другие стихи» вышла в Издательстве Российского союза писателей (2016).

Я сижу за письменным столом. За стеной работает телевизор. Новости.
Это так называется — новости. На самом деле ничего нового там нет. Если бы две тысячи лет назад у римлян было телевидение, в их древнеримских новостях передавали бы то же самое.
«Как там в Ливии, мой Постум, — или где там? Неужели до сих пор ещё воюем?»
Воюем. До сих пор ещё. Всем миром.
Воюем, взрываем, берём в заложники…

Вот интересно, как в такой ситуации писать о том, о чём я собираюсь написать?
А собираюсь написать я о некоторых вещах, которые меняют жизнь. Например, о красной губной помаде.

С этого места у моего эссе останутся только те читатели, которые уж точно дочитают до конца, хотя бы из любопытства — всем остальным границу отчертит красная помада, а кто-то даже сочтёт тему верхом легкомыслия.
Но я попробую — вдруг в конце окажется, что всё было не так уж и легкомысленно?

Как-то раз неуютной осенью я оказалась в Ленинграде. Именно в Ленинграде — Петербург тогда ещё не воскрес из мёртвых, и жители города назывались ленинградцами. (Ленинградцы, кстати, существуют и поныне; они, мне кажется, сильно отличаются от петербуржцев, но речь сейчас не об этом.)
Так вот, оказалась я в Ленинграде и совершенно случайно попала в один удивительный дом, хозяином которого был скрипичный мастер. Здесь же, прямо в квартире, он и работал. Повсюду видны были следы его ремесла.

Нет, это не значит, что пол был засыпан опилками, а на столе между чашек валялись стамески. Но книги на полках, картины и фотографии в рамках, какие-то предметы и предметики — всё красноречиво создавало мир близости к искусству, причём сразу ко всем его видам. Ведь что такое создание скрипки? Тут и музыка, и скульптура, и живопись практически — словом, сплошная поэзия, которой, кстати, тоже много было на упомянутых полках.

Встречала приветливая хозяйка, сдержанная интеллигентная дама, о которой мне, москвичке, так и хотелось сказать — «настоящая ленинградка». Ну, а хозяин не появился, потому что несколько лет назад он умер.
Умер, да, но ничто вокруг об этом не говорило. Просто хозяина сегодня не было.
Хозяйка угощала едой. Едой в тот день были хлеб, консервы и варенье. И чай, конечно. Разговор шёл о музыке, о скрипках, о погоде. И вот в какой-то момент хозяйка сказала: «Пока муж был жив, мы всегда обедали со скатертью на столе. Всегда, — она выделила это слово голосом. — И сейчас, когда я одна, ничего не изменилось».

Вот тут-то я и заметила, что тарелки с незамысловатыми бутербродами стоят на вышитой скатерти.
Тогда, много лет назад, я не смогла оценить этот факт в должной мере. Но запомнила. Особенно слово «всегда». И вот однажды эта картинка вернулась ко мне вместе с чётким пониманием важности такого несущественного, на первый взгляд, обстоятельства.
Кто-то скажет — вот уж, действительно, бессмысленная победа формы над содержанием! Какая была разница в голодные девяностые годы — а сейчас, наверное, все уже забыли пустые полки универсамов и неподдельную радость от добытой коробки с «гуманитарной помощью Запада» — на чём подавать бутерброды с консервированной килькой! А разница была — огромная. Она и сейчас не меньше.

Давно уже я обратила внимание на два разных подхода к жизни. Представители первого руководствуются формулой «Жизнь управляет мной». И если жизнь ехидно встречает их в магазине словами: «А сегодня у нас в ассортименте только килька и тюлька, причём обе в томате», — такие люди послушно демонстрируют весь положенный набор ритуальных мыслей, слов и движений. И вот в душе тоска, вокруг — всемирный заговор с участием начальства и соседей, а ботинки чистить уже необязательно — зачем, когда вокруг и так чёрт те что творится!
Люди с другим подходом живут по принципу «Я управляю собой». Собой — а не жизнью, как можно было бы подумать. И если жизнь предлагает тюльку такому человеку, он отвечает: «Спасибо, мы съедим её элегантно!» — и расстилает на столе скатерть. Потому что скатерть создаёт за столом настроение, а настроение — это то, чем нельзя жертвовать ни при каких обстоятельствах.

Скатерть — это символ, который показывает жизни, что она имеет власть над многим, но не над всем.
Скатерть — это символ, который показывает человеку, что управлять собой можно, а там, глядишь, и обстоятельства изменятся.
Не напоминает ли это эпизод из биографии Гумилёва, когда он появился в театре с декольтированной спутницей, а дело было в голодном и, главное, холодном Петрограде? Но в театр нужно ходить соответствующе одетым — это правильно. И человек, который управляет собой, не идёт на компромиссы, пока это возможно. И выбор одежды здесь — способ сохранить чувство собственного достоинства.

Спутнице, конечно, было холоднее. Но люди первого типа вообще не пошли бы в театр — какой театр, война на дворе!..
Сейчас времена как будто не те, но, глядя на театральную публику, иной раз замечаешь, что с точки зрения умения одеваться разница между выходом в театр и походом на байдарке стёрта гораздо основательнее, чем между городом и деревней. А взять с собою сменные туфли — вообще небывалый подвиг.

И только совершивший этот подвиг знает, насколько сладостнее звучит любая оперная ария, когда на ногах слушателя туфли, а не зимние сапоги!
Удивительно, но тот же эффект возникает, если надеть туфли дома. Не те, на тонких каблуках, которые испортят вам паркет, а соседям снизу вечерний отдых — так громко вы будете цокать у них над головами. Но — туфли; не шлёпки, не тапки, не шерстяные носки, которые некоторые надевают, чтобы «отдохнули ноги». Ноги, возможно, отдыхают, но вся описанная категория домашней обуви даёт зелёный свет растянувшимся спортивным штанам и вылинявшим майкам — вечерней униформе прекрасных российских женщин. Туфли же меняют всё: походку, движения, домашний гардероб.

(В этот момент многие могут удручённо заметить, что у них нет домашнего гардероба, а есть те самые штаны и майки на все случаи домашней жизни. Не потому ли случаи домашней жизни так однообразны?)
Сомерсет Моэм со свойственным ему вниманием к таким мелочам посвятил этой любопытной теме драматический рассказ «На окраине империи».
У Тэффи есть забавный скетч «Жизнь и воротник».
Ещё недавно в некоторых слоях общества можно было услышать комментарий: «А ещё в шляпе!..» в адрес совершившего неблаговидный поступок, если внешний вид человека такой поступок не предполагал.

То есть, какие-то элементы одежды вполне могут оказывать влияние на поведение и настроение — как владельца, так и окружающих.
Проблема в том, что люди, живущие по принципу «Жизнь управляет мной», таких тонкостей не замечают и никогда не понесут в театр сменную обувь, если жизнь предложила им в качестве погоды дождь со снегом или гром с молниями. Но для человека с девизом «Я управляю собой» те самые туфли станут символом контроля над своим внутренним миром и порядка в своей вселенной.

Мне возразят: «Бывают обстоятельства, в которых, как ни управляй собой, много не науправляешь». Ну конечно, бывают, и каждый сразу отыщет в памяти драматические примеры. Вот и у меня драматический пример тоже есть.
Известно, что голый человек беззащитен. Когда человек голый и одуревший от наркоза, он не просто беззащитен, он — никто. Но когда человек голый, одуревший от наркоза после тяжелейшей хирургической операции, и ему ещё и вдобавок 86 лет, для невольных свидетелей того, как равнодушные санитары сгружают его с каталки на кровать в больничной палате, он не просто никто, а досадная помеха хрупкому равновесию больничной жизни.

Вот такую картину я наблюдала пару лет назад в одной из московских больниц. В типичной общей палате такая простая вещь, как ширма, обычно отсутствует, и все естественные, но неприглядные подробности санитарных манипуляций выставлены на всеобщее обозрение. Тут ведь все больные — чего стесняться? Однако стесняются, отводят глаза, но, как ни отводи, всё равно видишь, как на соседнюю кровать кладут жалкое, голое, сморщенное существо, всё опутанное трубками, а над ним вьётся, мешая санитарам, какая-то женщина с причитаниями «Мама!.. Мамочка! Как ты?..»

Санитары ушли. Через пять минут прооперированная открыла глаза. Ещё через пять минут установила контакт с реальностью и узнала дочь. А ещё через пять минут прошелестела: «Завяжи мне волосы и дай зеркало». Дочь тут же достала элегантную косынку и аккуратно закрутила на старушечьей голове тюрбан, подоткнула простыни, поудобнее поправила подушки и подала матери зеркало. Та некоторое время смотрела в него, периодически закрывая глаза — наркоз давал о себе знать, а потом сказала: «Достань помаду из косметички».

Так на сцене появилась Красная Помада. Левой рукой — правая была отдана капельнице — самостоятельно накрасить себе губы больная не могла, и это сделала дочь. Мать проверила в зеркале результат, чуть повернула голову в сторону моей кровати, и я обомлела — на меня смотрела очень старая, очень измученная, но очень спокойная Настоящая Дама, и красная помада не просто подчеркнула её губы, а ещё и провела черту между ней и тем жалким существом, которое прикатили из реанимации санитары.
Дама посмотрела на меня и сказала: «Здравствуйте. Меня зовут…» Тут она представилась, но имя её никому ничего не скажет, поэтому пусть она останется здесь Настоящей Дамой. И продолжила: «…и я ещё не в форме».

Управлять жизнью невозможно, да и достаточно глупо — жизнь быстро объяснит, кто тут главный, аккуратно подсунув тебе под ноги банановую шкурку.
Подчиняться жизни, полностью перейти под её управление, конечно, удобно. Вся ответственность за твои не-достижения предсказуемо ложится на погоду, работу, семью, страну — в общем, нужное подчеркнуть. Но килька в этом твоём существовании всегда будет иметь безрадостный вкус кильки, а впечатление от любого спектакля накрепко спаяется с потеющими в зимних сапогах ногами.

Управлять собой трудно, очень трудно, а часто и невозможно. Особенно в ситуации, когда, кажется, весь мир сходит с ума, и то, что вчера ещё было немыслимым, сегодня превращается в телевизионные новости, которые слышны из-за стены.
Вот я и думаю: а точно ли «вчера ещё было немыслимым»? А полистать Всемирную историю? Если бы в Древнем Риме… если бы в Средневековой Европе… если бы в любой период в любом месте земного шара было телевидение, в новостях передавали бы то же самое.
Всё воюем. До сих пор ещё. Всем миром.
Но в этом большом мире у каждого есть свой собственный, ещё больший Мир, и, возможно, гармония в нём добавит что-то важное и в общую вселенную. А, может, и не добавит, но свою собственную жизнь чувство управления собой украсит точно. И если такая незначительная вещь, как красивая скатерть на столе, может в этом помочь, то — почему бы не воспользоваться этой помощью?..
**