Еще лет 20 назад ее юбилей был бы главным театральным событием года в нашей стране.
Но сегодня по-настоящему этот юбилей уже некому праздновать – из её великих партнеров и из ее великих бывших мужей живы Радзинский и Басилашвили. Да и великих её зрителей сегодня тоже мало осталось.
Я давно уже не видела её на сцене, но у меня нет ни малейшего сомнения, что она и сегодня – всё равно Божественная.

И сколько бы великих актрис ни знала в ХХ веке русская сцена – но если измерять актерское величие НАСТОЯЩИМ МАСШТАБОМ, без поддавков и скидок – между нею и Бабановой не окажется никого.
Я вообще считаю, что Доронина – главная русская актриса второй половины ХХ века, и можете со мной не соглашаться, но ни одна другая – сколь угодно выдающаяся актриса – не произвела таких потрясений на русской театральной сцене, как она, и не сделалась таким великим театральным мифом, как она.

Когда она совершила главную ошибку своей жизни и покинула своего Демиурга – Георгия Товстоногова, великого и ужасного Гогу, – он, жёсткий и безжалостный, не прощавший измен никому, да вообще никому ничего не прощавший – ездил к ней и уговаривал вернуться…
Ну, вот таким Даром человека наделил Господь, и тут можно хоть из штанов выпрыгнуть, а рядом с нею и в самом деле никого не стояло.

А ежели и были таланты ей вровень, то не выпадало им ТАКОЙ театральной и человеческой судьбы, как ей. Ну, не повезло. Не там родились, не у тех и не то играли...
Я видела вживую только один ее спектакль в БДТ – «Три сестры», где она играла Машу. Но видела несколько раз – хоть и была ребенком.

Как она вскидывала гордую голову! Как она постучала по дереву и потом себя по лбу – вслед Наташе! Как она зарыдала-закричала, когда её буквально отдирали силком от Вершинина-Копеляна, расстающегося с ней навсегда!
От этого её крика мороз охватывал и сердце обрывалось…
Я была ею просто заворожена и околдована.

А когда годы спустя уже очень пожилые и очень знаменитые Александр Петрович Свободин и Александр Абрамович Аникст взахлёб, как дети, рассказывали мне про её Монахову в «Варварах», – я совершенно натуральными слезами плакала от зависти.
Они рассказывали о том, как эта провинциальная светская львица буквально ослепляла красотой – и героев спектакля, и зрительный зал. Рассказывали, что Доронина сыграла это: вечную трагическую участь Первой Красавицы. Участь, которая всегда оплачивается жизнью и смертью.

И еще о том, как все по ней сходят с ума, как все хотят обладать этой красотой – и все убивают её...
Именно тогда она, полыхающая на сцене непереносимым напряжением страсти, и заговорила этим своим нереальным «полушёпотом-придыханием», да так уже и не смогла остановиться – потому что полыхала напряжением страсти в каждой своей роли, даже той, которая ничего подобного не предполагала.

Я видела все её спектакли в театре имени Маяковского и могу свидетельствовать: она подавляла собою партнеров любого уровня и масштаба.
Когда она выходила на сцену, рядом с нею просто невозможно было кого-то разглядеть. Даже если она играла «вспомогательного персонажа» – Ксантиппу в практически моноспектакле «Беседы с Сократом», – и то она, непостижимым образом, в эти короткие мгновенья «пересверкивала» Сократа-Джигарханяна.

В спектакле «Да здравствует королева, виват!» Доронина играла сразу две роли – Марию Стюарт и Елизавету Тюдор.
Её появлению на сцене предшествовало всегда что-то наподобие «ветра из-за кулис», как в метро появлению поезда предшествует тугая воздушная волна. Это напряжение вспомнит любой, кто бывал на этом спектакле, оно ощущалось почти физически.

Все вспоминают о том, как мгновенно она успевала сменить облик страшной мрачной ведьмы на сверкающий облик юной красавицы. В любой рецензии на спектакль «Да здравствует королева, виват!» можно прочесть об этой волшебной трансформации – о том, насколько они были разные, и как мгновенно происходило это абсолютное перевоплощение, и какой нервной самоотдачи требовало от актрисы.

А меня так до сих пор не отпускает изумление от того, насколько они – страшная ведьма и юная красавица – были похожи. Как актрисе удавалось «запихнуть» в каждую из этих непохожих женщин практически равный масштаб личности. Роберт Болт не знал, для кого он пишет эту пьесу, но вложил в неё то, что никакая другая актриса извлечь не могла: две стороны одной медали. Одной личности: Татьяны Дорониной.

Тому, что она – феноменальная театральная актриса, актриса-легенда, обладающая уникальной способностью почти магнетического воздействия на зрительный зал, – осталось ныне не так много свидетелей.

Но вот что поразительно: начиная с трагической истории «раздела МХАТА» на Доронину обрушилась вся мощь ангажированной прессы.
Обрушились, конечно же, на возглавленный ею театр – пользуясь вечным приемом ничтожеств – обесцениванием и высмеиванием – но и на неё лично тоже.
Для того, чтобы разрушить эту легенду, этот величайший миф века, были применены абсолютно все средства – включая недопустимые. Обычно, после этого от величайших репутаций не оставалось камня на камне.

Но с этой Легендой так ничего и не смогли сделать, поколебать этот Миф так и не сумели.
Она и тут оказалась сильнее.
Она и в кино была Божественная, но кино всё же было лишь бледным отголоском Её театра, паллиативом «для бедных».

Я видела в кино актрис, чья игра была изощрённее, актрис, более тонких, чем она.
А вот актрис, которые бы, как она, сбивали с ног – я видела только одну – её.
Я, собственно, и про Бабанову-то, которую, конечно же, не видела на сцене, написала лишь потому, что про нее точно так же однажды сказали два совершенно разных человека – Константин Рудницкий и Виталий Вульф: «Она сбивала с ног»!

И что мне сейчас описывать ее фильмы «Старшая сестра» или «Мачеха», или «Еще раз про любовь» или «Три тополя на Плющихе»?
Сегодня, когда секс на экране стал нормой, а фильм без секса или «обнажёнки» – считается коммерчески бесперспективным, – уже никому не объяснить, какой силы заряд чувственности и эротизма принесла со своими ролями на советский экран Доронина.
И какой уровень личностной свободы.

Достаточно включить любой из этих фильмов – и самостоятельно убедиться в том, что сколько бы ни злобствовали, сколько бы ни смеялись над придуманным ею для себя «речевым придыханием», сколько бы еще чего ни говорили, – а она «сбивает с ног» и сегодня.

То, как Доронина в картине «Три тополя на Плющихе» смотрит на тикающий счетчик такси...
Как она, пригорюнясь и стесняясь, поёт «Опустела без тебя земля», и как Ефремов смотрит на неё, поющую, а потом в лобовое стекло своей машины...
Как она мечется в поисках ключа, а найдя этот ключ, ничего не делает – просто молча смотрит в окно сверху, как он курит, курит, ждёт, ждёт. Бесконечно. А потом уходит…
Я не знаю, что и сколько должен понимать человек про жизнь и про любовь, чтобы в этой – не очень длинной картине – рассказать об этом почти без слов. Но до разрыва сердца.
Да за одни эти «Три тополя» её должны помнить и обожать вечно.

И еще: сегодня, в 90-й день рождения Дорониной, я внезапно подумала о свергнутых королевах – о королевах в изгнании.
Они, сидя на троне, могли куролесить, как хотели. Глупостей могли насовершать преизрядно. Что хотели – то и вытворяли. Подданным их королевств порой приходилось несладко, чего уж там.

И Татьяна Васильевна несла свой звездный статус не только с королевским величием, но и с королевскими же причудами.
Но низринутые со своего трона, они как раз и становились истинными королевами.
Как Мария-Антуанетта, в тюрьме и на плахе продемонстрировавшая образцы истинного величия и силы духа.

Как Мария Стюарт, не позволившая своей мучительнице торжествовать над нею.
Как Вия Артмане, сохранившая гордое достоинство даже тогда, когда её – красу и гордость маленькой страны – изгнали из её королевства-театра и из её дома.
Как Доронина, которая сейчас хранит это своё гордое достоинство и несет своё изгнание молча, не пачкаясь, не бегая с жалобами с канала на канал, не торгуясь за свой трон с теми, кто недостоин носить подол её платья.

Они не были образцами добродетели, сидя на троне.
Но когда их трон заняли самозванцы – тут-то и стало видно, кто – монарх, а кто – управдом Бунша.

И в финале этого своего признания в любви и вечном восхищении, хочу вспомнить короткую суровую речь Товстоногова на сборе труппы, которую он произнёс после её ухода:
«Тут кто-то, возможно, вообразил уже себе, что место Дорониной в театре вакантно, и сейчас будет можно его занять. Сообщаю: место Дорониной, действительно, вакантно, но занять его не сможет никто!».

Татьяне Васильевне Дорониной сегодня 90.
Она уже Божественная – навсегда. И уже – независимо ни от чего.
Её место в искусстве сегодня можно объявлять вакантным.
Но занять его не сможет никто!

«А напоследок – я скажу!».
В день её юбилея, все-превсе (кроме самых упоротых или просто клинических) пели дифирамбы Дорониной.
Публично или просто сидя у телевизора.
Но за эти 6 лет разгрома доронинского театра, кроме критика Татьяны Москвиной, никто за неё не вступился.
Никто из тех, кто мог, но не захотел.

Мне всё равно, кто и как мотивировал это своё молчание (а то и молчаливое одобрение): кто-то тем, что этот театр «всё равно плохой», кто-то тем, что «мадам засиделась», кто-то еще чем-то.
Но ни один человек не спросил: а почему из-под живого прославленного немолодого человека надо было выдергивать стул?

Почему было не дать человеку дожить свой век достойно – в своём театре-доме?
Какие-такие катастрофы вдруг случились? У театра как была средняя заполняемость на треть – так на тот момент и оставалась.
Правда, их треть – это для иных – тотальный аншлаг.

Ну, что, Ленком последних лет при Захарове был так уж прекрасен? Но даже ведь в голову никому не пришло предложить ему уйти. А как предложишь – у человека такие связи, что Золушкина мачеха колокольчиком покажется.
Да что там – классиков (не будем показывать пальцем) у нас вообще трогать не принято, они могут надеть ордена и отправиться к самому главному начальству – и тогда покушающиеся костей не соберут.

Поначалу казалось, что кто-то могущественный решил отжать себе этот театр на бойком месте у Дорониной.
Нет.
Его просто превратили в провинциальный дом культуры.
А после дома культуры – в прокатную площадку.
А потом вовсе поставили на реконструкцию.

Ну, так вот и прошли эти 6 лет.
И почему тогда эти 6 лет Доронина не могла оставаться в своём театре?
Думаю, что догадываюсь – почему.
Потому что терзать состарившегося льва – особое наслаждение для шакала.
Тем паче, когда за льва вступиться некому.
**