Памяти Татьяны Михайловны Горичевой

Есть в дебрях вселенной один закон, не знающий исключений: любое мнение непременно порождает свою противоположность. Притягивает сторонников, выплёскивает противников. Нет рая без диссидентов. Они нужны. Везде. Чтоб долго царствующие не зарывались и не размокали на лавровых венках, как корки в луже.

Не в ущерб равноправию, но согласно сути своей, самым первым диссидентом была женщина. Та самая, которая с яблоком. С тех пор и замечено, что вся суматоха всегда от баб-с. И, видимо, не случайно, в конце 70-х, в перезревшей мякоти социалистического рая, перед самыми образцово-показательными олимпийскими выступлениями, из громады страны советов был выслан набивший власти оскомину целый букет именно женского рода.

Диссидентки, знаете. Феминистки и религиозные смутьянки (тогда одно другому не мешало). Шастали по церквям. Занимались самиздатом. Евангелиe читали, переводы делали запрещённые. Семинары какие-то богословские устраивали, православные детские сады, тихих батюшек подбивали на подпольные крещения. C опальной интеллигенцией кофе пили в "Сайгоне", на углу Владимирского и Невского, бок о бок с пьяными матросами и начинающими творческий взлёт наркоманами...В общем, Бог знает что творили. Главное, что некоторых ни отсидки не ломали, ни психушки не сбивали с толку. Мало ли что они могут выкинуть, а тут Олимпиада на носу, мировая общественость нацелит телескопы...

Кто ещё помнит, как оно было в СССР : ни Бога, ни секса, все равны. Так что, собирайте, девушки, манатки и летите, скажем, в Вену, для начала. А там уже ищите себе историческую родину, согласно философско-религиозной концепции.

Вот они, незаконно вeрующие: Горичева Татьяна и Вознесенская Юлия, православные (тоже мне!); Малаховская Наталья, католичка (чего придумала!); Беляева Татьяна, баптистка (тьфу, совсем!), Григорьева Галина (и эта за Христа !), Мамонова Татьяна (атеистка, но феминистка так сказать до дрожи в яйцеклетках!), Лазорева Наталья...Все - в Вену! Без них веселей.

Узников совести у нас нет, пусть будут « евреи ». Горичевой Татьяне Михайловне, перед самой посадкой в самолёт, вложили в ладони уточнённый «дубликатом бесценного груза», где она с удивлением обнаружила, что отчество её отныне -Абрамовна... Лети и помни иронию офицера КГБ:"Так кто же прав, Татьяна Михайловна? Вы или 260 миллионов?"

Два года спустя, она напишет в дневнике познания эмиграции:"Только теперь понимаю, как должны быть благодарны Бoгу мы, русские христиане, за то, что и арестовывали нас не как христиан...а как "паразитов", как антисоветчиков, как нарушителей общественного порядка...И здесь они помогали нам не впасть в гордость, не стать фарисеями страдания."

В Вене, как на этапе, в переполненной кем попало квартире Льва Александровича Руткевича, самые разные, случайные люди перебивались на распутье между вечным неудовлетворением, оторопелым смирением и злостным отчаянием.

Ко всему привыкшая, после подпольных семинаров в своей питерской квартире Татьяна Горичева, всё же отметила раздражающую агрессивность венских "диссидентов". В Питере, в такой же тесноте (восемнадцать кошек, как минимум столько же крыс, люди приходящие, проходящие, ночующие на полу и даже на шкафах : "иногда, только что выпущенные из психушки друзья шли прямым ходом к нам, прежде чем устраивать собственное жильё »)- царила совсем другая атмосфера. Там все, от истиных бессеребрeнников до случайных нахлебников, хорошо знали зачем они здесь и друг с другом.

В Вене тесноту заполняли вроде бы те же самые, но вдруг оказавшиеся совсем другими. Кроме только что приехавших, ещё не очухавшихся, толпились и явно потерянные, уже успевшие разочароваться в западе, с горящей яростью ко всем и ко всему, регулярно пикетирующие советское посольство с транспарантами "Пустите нас обратно!" и глубоко оскорблённые невниманием советских « служб » : "За что боролись, болезные..."

Собственно, вопрос, « за что боролись » оказался актуальным только там. Парадокс диссидента познаётся в эмиграции, по словам Горичевой,"обнажающей всех нас ещё более" : "Здесь я окончательно не диссидентка, но несу "карму" прошлого...Здесь самые близкие люди (левые) оказались самыми далёкими".

Ведь одна и та же пища по разному мечтаeтся разным изголодавшимся : кому кусок, кому гарнир. Вновь прибывшие, оглушённые первыми впечатлениями запада и неожиданно отлучённые языковым барьером русские "феминистки" не замедлили дать слабину. Среди всех вышеперечисленных, одна Горичева свободно говорила по-немецки. Русский, христианский (!) философ, состояла в личной переписке с Хейдеггeром, издавала запрещённые в СССР журналы, не спортсменка и не комсомолка, но красавица-блондинка. Это ведь о ней Гребенщиков написал свою лёгкую и знаменитую "Я учусь быть Таней".

Вполне закономерно, что могучие « субъективы » всех западных СМИ были направленны именно на неё, и именно она говорила за всех остальных, иностранными языками не владевших.

Во вчерашних подругах забрезжило неудовольствие, её обвинили в перетягивании каната на себя. Особенно, после того, как в ответ французскому журналисту, o четырёх основных понятиях на её личной шкале ценностей, она и обнародовала личную свою "шкалу", зашкалив обиды остальных "феминисток": 1.Религия; 2.Философия, 3.Родина, 4.Женщина.
Здесь от них ждали совсем другого. Западное понятие "феминизма" с Богом и с "Родиной" никак не сочеталось и объяснения Горичевой, что религия для неё "не идеология и даже не мировоззрение, а нечто мистическое, духовное" вызывали недоумение и досаду. « Мерзость журналистов, скука поверхностных вопросов-только о политике... »

Зато в католическом мире из них быстро сваяли классику и ватиканское богословие пополнилось разделом « русского феминизма ».


Oна недавно рассказала, какую ярость вызвало разоблачение этого « феминизма » у Симоны де Бовуар, до самой кончины так и не простившей русским богомолкам нестыковки с западным трафаретом.

«Почувствовала, что попала в мир формы». Не на неё cкроенной : торчит коленками назад и нарушает гармонию пейзажа. С бывшими соратниками - всё больше диссонанса. Oказалось, понять кто за чем ехал можно только на месте : «Вижу, что многие русские эмигранты, вчерашние диссиденты, люди горячие, смелые, оказались здесь, на Западе, опустошёнными, потеряными, унылыми. Отняли внешнее сопротивление, и исчез внутренний огонь... Запад, как лакмусовая бумага, выявляет в человеке то, что было спрятано в России. Многие меняются радикально, прямо на глазах...В Ленинграде... Ю. была символом бесстрашия, победы духа, парящего над серостью жизни. Здесь выдумывает себе врагов, набрасывается на ни в чём не повинных людей, интересуется оружием. На её примере можно видеть, как пуста страсть сама по себе».

Не та ли самая « страсть сама по себе », ищущая применения в "диссиденстве" к чему ни попадя и как попало, готовая сотворить себе одновременно и кумира, и врага, лишь бы "противостоять" да "отстаивать", заполняя пустоту ?

Были и другие варианты, из тех, кто изначально ехал, что называется, под флагом свободы совести – « за колбасой » : приспосабливались, мало чем брезгуя, и "некрасиво, мелко нервничали", при малейшем риске вызвать неудовольствие местечковых воротил. "Как только начинается какое-то дело, творческое и живое, надо готовиться к потере многих и многих друзей.."

И здесь, как и "там", вчерашние друзья пишут вперемежку доносы и мелко-гадко-мстительные воспомонания, откровенно заявляя, что за хорошую цену продаётся всё, от русской мысли до душевной хохломы. Воспоминания она тоже напишет и назовёт "Только в России есть весна! О трагедии современного запада". Странное дело, в этих дневниках, с 1980 по 2003, при несомненной искренности и трезвости восприятия, даже в моменты отчаяния, нет ни единого дурного слова ни об одном когда-либо встреченном ею человеке. И анализ и критика остаются анонимными для непосвящённых.

«Эмиграция ставит человека перед решением: или гибель в полной пустоте...или преодоление нигилизма через любовь... Нужно защищать силу, красоту, ум, ибо в этом перевёрнутом мире правит антиэлита, выживают слабейшие.»

Она будет учиться достойно выживать - тремя составными собственной личности: верой, добротой, юмором : "Подхожу к церкви.Читаю объявления:"Ремонт фасада", "Советы для семьи", "Берегите здоровье", "Гимнастика для мужчин" и, наконец, "Духовное воскресение России. Т.Горичева". Самое мне место. Это уже ад. И всё же я не имею права на презрение ни к одному человеку".

В 1988 ей позволят вернуться и с тех самых пор, она живёт в едином мире на две страны, между Парижем и снова вечно переполненной питерской квартирой, принимающей новых знакомых и старых друзей, почти как раньше. Смеётся: оказывается, многим из "прежних", упечённым в психушки ещё до перестройки, удалось выжить сквозь смрад лихих 90х, только благодаря тому, что там и обогрели и прокормили, а не выкинули на растерзание безудержных свобод пост-перестроечного брожения... Не только прав, но и прозорлив оказался бравый солдат Швейк : такая свобода, как в дурдоме не снилась ни социалистам, ни толерантнo сочувствующим.

Вообще, она считает, что в России всегда, и особенно сейчас и жить и выжить можно вполне. И далеко не так хреново, как многие малюют. Смотря чем жить. Во что верить и во что вслушиваться.

Тогда, сразу после высылки в 80х, ещё в Союзе о ней писали едкие книжки: не то "Путь в бездну", не то "Дорога в пустоту". Оказалось, не то и не другое. Из вчерашнего букета « диссидентов поневоле » выжили почти все, и все по разному, многие достойно. Одна стала монахиней, другая философом, третья перевалила в стадию оголтелого феминизма, из тех, кто кроет всё подряд, уже из принципа, что « следует крыть ».

Сама она в сущности изменилась мало, видимо потому что никогда не стремилась оправдать ничьих ожиданий. А нажила ли "добра", так это смотря что и как считать "добром". Люди, встречи, дружба, книги, переписка. Например, с кардиналом Ратцингером, Йозефом, Алоизом:"Очень скромный и стеснительный, умнейший человек, интереснейший собеседник...Отличный парень, чего скрывать!" В её до потолка заполненной книгами комнате-почти полное собрание его работ:"Увы, Татьяна, кто же всё это будет читать..." А мне лично, может, из соображений обветшалой сентиментальности, очень хочется надеяться, что вот возьмут и прочтут, когда-нибудь....

Тридцать лет спустя, на вопрос в упор, считает ли она себя "диссидентом" :« Я отвечу "нет", потому что само слово" диссидент" в наше постнигилистическое время, когда нельзя уже быть "против", двусмысленно и отдает болотом. Я - странник, "мистический" анархист в любой стране. В глубоком смысле слова я" диссидент" в любую человеческую эпоху и в любой империи... Россия сегодня -самая сильная христианская страна. Культура наша и наша вера - те сокровища, которыми мы действительно обладаем. Которые должны сохранить и передать, во что бы то ни стало, не прерывая процесс...»

В эпоху бушующей глобализации, она считает, что все христианские церкви должны учиться друг у друга противостоять злу, всюду проникающему под обличьем "духа времени". И для того, вслушиваться друг в друга, а не замыкаться в собственной единоличной "правоте".

Как сказал один славный и весёлый старец, встреченный во время долгих её скитаний : « B раю надо непременно жить уже сейчас »! Хотя бы для того, чтобы долго царствующие и вечно протестующие не зарывались. Hе размокали на лавровых венках, как корки в луже...


**
***текст впервые опубликован в альманахе "Глаголъ", номер 5, 2014г.

Фото Борис Гессель (с)

Автор с Т.М. Горичевой в Париже