Вагон


* * *

…Ты как-то буднично вдруг угодил в беду.
Кажется: пара ходов и — закончится жизнь.
Нет, это Бог просто что-то имел в виду.
Значит, надейся, сожми кулаки, держись.

…Ты торопился сквозь пёструю дней череду,
от безнадёги и боли зубами скрипя.
Не сомневайся: Бог что-то имел в виду,
если поставил на эту стезю тебя.

Кто-то воскликнет: ты здесь говоришь ерунду!
Кто-то уже приготовил ведро камней…
Только Господь тоже что-то имел в виду,
эти простые строчки диктуя мне.

Сносит течением — к радости или к стыду…
Ты одолел? победил из последних сил?
Именно это Бог и имел в виду,
пусть даже ты о чём-то другом просил.

Вагон

Неудобно в жару да с хрипами
на ходу продолжать беседу.
Подаётся вагон задрипанный.
Вы поедете? Все поедут.

А у кассы — всё та же мельница…
может, нам «за проезд» не хватит?
Здесь бесплатно. — Да нет, не верится!
Вы оплатите? — Все оплатят.

Пробирается бессловесно
незнакомка с метлой и в ступе.
Ей опять не досталось места…
Вы уступите? — Все уступят.

Всё так ловко, хотя… неловко…
а давно представляли вроде…
Торможение. Остановка.
Вы выходите? — Все выходят.


Хуже не бывает

Хуже не бывает,
чем проснуться долгой зимней ночью.
Ветер завывает,
значит, стала жизнь ещё короче.
Память предлагает
лица тех, кто был, да вдруг растаял.
Тишина тугая
неподвижной тенью прорастает.

Хуже не бывает,
чем баюкать прежние обиды.
Время остывает,
и слышны, казалось бы, флюиды.
Шорохи и страхи
мотыльками устремились к окнам.
И в ночной рубахе
несподручно думать о высоком.

К языку пристала
фраза про судьбу рождённых ползать.
Помощь опоздала,
но и уходить отсюда поздно.
Утро открывает
новую страницу вечной стужи.
Хуже не бывает,
чем не помнить, что бывает хуже.


Без ответа

Снова вдалеке белеет парус —
там же, где и год тому назад.
Провожая полусонный август,
что-то нам рассказывает сад.

Будет, будет осень золотая —
именно! — которую мы ждём.
Небеса, прореху залатая,
перестанут поливать дождём.

Лето вновь оставило вопросы,
и у нас пока ответа нет.
Стало быть, надежда вся на осень,
на её прозрачный тёплый свет.

Только осень, пролетая мимо,
закружит нам голову листвой.
Так давай надеяться на зиму,
на хрустящий снег и Рождество!

Но зима оставит без ответа…
А когда весну переживём,
то за нею вновь вернётся лето,
чтобы нам надежду сдать внаём.

Весь день

Я проснулся легко на пороге дня.
Нежный луч танцевал на моём плече.
Но весь день… этот день… избегал меня —
он стремился оставить меня ни с чем.

«Абонент недоступен», — ответил друг.
Электрическим током бил ноутбук.
Недалёкая мысль тупо делала круг.
И валилось, конечно же, всё из рук…

И весь день я ловил этот день за хвост,
и пытался себя навязать ему.
Он был пуст, но при этом совсем не прост.
А в итоге и вовсе ушёл во тьму.

…Через несколько лет я сумел понять
это правило вечной большой игры:
если нынешний день обокрал меня,
значит, завтрашний мне принесёт дары.

А тогда я ловил этот день за хвост…
Сокрушался, что он в никуда ушёл.
Так пытаются люди достать до звёзд,
позабыв предварительно вымыть пол.

* * *

Помогите человеку —
он в одну и ту же реку
входит дважды.
То ли нет в округе моря,
то ли сохнет он от горя,
как от жажды.

Помогите, помогите!
Человеку объясните,
что не в этом
ни стезя его святая,
ни попытка золотая.
Да уж где там…

Помогите человеку —
он в одну и ту же реку
хочет дважды.
Только как его сневолишь?
Остаётся гнуть всего лишь:
«Бог накажет…»

И кому какое дело,
отчего в реке вскипела
боль-водица.
Ослеплён своею страстью,
он идёт навстречу счастью,
как топиться.

…Но коль взять себя при свете,
то свои порывы эти
вспомнит каждый…
Не мешайте человеку —
он в одну и ту же реку
входит дважды.


* * *

Маленькая бабочка седая,
на ветру дрожа и увядая,
погружалась в неизбывный сон.
Будто лист в серебряной оправе,
что расстаться с деревом не в праве…
Но и оставаться не резон.

Маленькая бабочка седая
да снежинок трепетная стая
хоровод водили у земли.
Вновь апрель погодою запутал.
Все искали скромного приюта,
но опять смятение нашли.

Маленькая бабочка седая
крыльями взмахнула, улетая
из наземных суматошных дней —
в пелену, в заоблачную стужу.
И никто не узнавал в ней душу
уходящей бабушки моей.

Вместо завещания

…Я надеюсь, что — отнесут,
не оставят валяться так.
А потом состоится суд,
где никто никому не враг.

Спросит Боже на том суде
(так показывают в кино):
— Что ты делал, зачем и где?
Я не видел тебя давно…

Ну, и что же поведать мне
(ведь уже оборвался след)?
Что промчались почти во сне
эти — сколько их было? — лет…

Что вопросы везде встречал,
а ответить на все не смог?..
И не скроет свою печаль,
и с досадой воскликнет Бог:

— Я же душу в тебя вложил,
слабым крыльям придал размах.
Ну а ты — как на свете жил?!
Ты на свете жил, как впотьмах.

Я ж тебе подарил мечту,
мне хотелось, чтоб ты летал…
— Я утратил её в быту.
Всё похерила суета.

Не назойливо — к небесам,
не навязчиво — к остальным…
Я… пытался, ты видел сам.
Но порыв обратился в дым.

И остались одни понты
перед мусором бытия.
— Значит, плохо пытался ты.
Значит… плохо старался я.

— А зато я почти не лгал
и при этом почти любил.
Не летал, но ходил в бега,
иногда… не жалея сил.

И себя, как умел, берёг,
кое-как обретал покой…
И поморщится снова Бог,
и махнет на меня рукой:

— Ты, конечно, подвёл меня,
раскорячившись в маете.
Ты на мелочь себя менял,
раздавая её не тем.

Я ж способности дал тебе,
да и много чего ещё…
Я спрошу:
— Ну, и что теперь?
— Ладно… — скажет Господь. — Прощён!..

Неожиданно

Нападая на след,
побредёт по судьбе
осень.
Я достану билет
и приеду к тебе.
Бойся!

Ты меня не звала.
И зима на носу.
Еду…
В упаковке тепла
я с собой привезу…
беды.

Я измучился сам,
никого не любя
годы.
И бродил по лесам,
и придумал тебя.
Кто ты?

Я призвал чудеса
и вполне приструнил
робость.
И тебе я писал,
и тебе я звонил…
в пропасть.

…Но меня ты не ждёшь.
И понять — почему? —
можно.
Через лёгкую дрожь
я тебя обниму
всё же.

Я приехал — куда?
я приехал — зачем?
Мысли…
Так бывает всегда:
мы ж другие совсем
в жизни.

Потревожить мечту
и приблизить любовь —
странно.
Я опять обрету
и почувствую вновь
рану.

Для тебя мой приезд —
любопытный каприз?
так ли?
И тебе надоест…
Упадут на карниз
капли.

Дождь возьмётся шутить.
И, стараясь понять
наше,
он откроет пути,
приглашая меня
дальше.

Мы и сами как раз
неудавшийся вальс
бросим.
И уже через час
пробредёт мимо нас
осень.

На Новодевичьем

Если делать больше нечего, то и спорить больше не о чем.
И хотя я птаха малая, не публичен и не крут,
ты меня на Новодевичьем, на шикарном Новодевичьем —
при известных обстоятельствах — положи в российский грунт.

Попроси кого положено, дай товарищам копеечку.
Мне не главное экскурсии и народная тропа…
Сделай столик и скамеечку. И меня на Новодевичьем,
(возле Сеченовской клиники) без истерик закопай.

Ни с Борисом Николаичем, ни с Никитою Сергеичем
и ни с Лазарь Моисеичем не лежит лежать душа.
А с Готье и Ростроповичем, да с Барто и Бонч-Бруевичем —
с харизматиками русскими я бы рядом полежал.

Мне на всех парах пора уже. Научила нас пословица:
сколько здесь мы ни топыримся, там мы будем все равны.
Но на всякий случай выясни: может, что-нибудь обломится?
может, кто-нибудь подвинется у Кремлевской у стены?

Я буду одним…

Ну что ж, подведём итоги…
Похоже, что всё пропало.
Я буду одним из многих,
которых осталось мало.

Давно на пределе нервы.
Прозренью не стать спасеньем.
Я буду одним из первых,
кто к старту придёт последним.

Твердили и вам когда-то,
сверкая вовсю глазами:
«Всё в ваших руках, ребята!»…
Но руки притом связали.

…Мне выдали новый пропуск.
И кем я с ним только не был,
как птица, взлетая в пропасть
и падая камнем в небо…

Но время ещё осталось,
и я в это очень верю.
Ко мне пусть заходит радость,
когда ошибётся дверью.

Уже догорают свечи,
и капает воск на скатерть…
Когда расплатиться нечем,
тогда не придется тратить.

Такая, друзья, картина,
такие у нас итоги.
…Не знают моих ботинок
невыбранные дороги.

**