О ВАЖНОМ В ПРОЗЕ И В СТИХАХ
Родилась и живу в Риге. По образованию – юрист. Работала преподавателем в вузе. Есть сын – школьник. Люблю поэзию, воздушный экстрим и поезда дальнего следования. Стихи пишу с подросткового возраста. Автор печатных и сетевых публикаций стихотворений. Лауреат нескольких литературных конкурсов. Бронзовый призёр Международного литературного конкурса «Кубок Мира по русской поэзии - 2014» (портал stihi.lv).


ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ


Провинциальное

…и неважно, где он и как зовётся —
городок с часовенкой под ребром.
Ночью время черпаешь из колодца,
до утра гремишь жестяным ведром.

И душа наполняется зыбкой грустью.
Всё застыло будто бы на века
в закоулках этого захолустья.
На цепи по-волчьи скулит тоска.

…колосится утро над бездорожьем.
На лугах – ершистая трын-трава.
Вот бы враз оторваться, сдирая кожу! —
Отболев, отникнуть, но — чёрта с два! —

Как ни бейся — хлёсткая пуповина
неизменно тянет тебя назад.
…у хозяйки — брага (к сороковинам).
На столе — портрет (утонувший брат).

На цветастом блюдце — свечной огарок.
Кислый квас — во фляге. В печи — блины.
На плакате выцветшем — Че Гевара,
и ковёр с оленями — в полстены.

Даже то, к чему ты едва причастен,
прикипает к памяти навсегда.
В сенокос — царапины на запястьях,
да жара без продыху — ерунда.

От того, что было сплошной рутиной —
горячо и больно, по телу — дрожь…
тишина колышется паутиной —
даже выдохнуть страшно,
а вдруг порвёшь?


...Алёше не снятся
(из дорожных зарисовок)

Всё — сам! — он никак не согласен на меньшее.
Мальчишка — в тельняшке, но… спит, как сурок.
Алёше не снятся дороги Смоленщины…
(не видел он толком российских дорог).

Над верхней губой — чуть заметная родинка.
Он — сам по себе, не задолблена роль.
Он знает, «с чего начинается Родина» —
с таможни, со слов: «Пограничный контроль!»

…а плюшевый мишка две бусины вылупил
и смотрит насквозь, от бессонниц устав…
пока по «нейтралке» — из Себежа — в Зилупе
со свистом летит жёлто-синий состав…

За далями — дали вослед… и — так далее…
Смолистый рассвет заливает леса.
И вздрогнешь, увидев — колодцы Латгалии
сухими глазами глядят в небеса.

…и с полок слетают крылатые простыни.
…небритый сосед говорит: «Вуаля!»
…саднящий динамик фонит девяностыми —
«Зачем нам, поручик, чужая земля?»

Так странно — «просёлки, что дедами пройдены» —
другая судьба, незнакомая жизнь.
…и поезд опять прибывает на… Родину.
…а здесь, как везде… —
ни своих, ни чужих…


Крепкий орех

…только мама и ты. И весна на дворе.
Воздух детства, звенящий, как спелый арбуз.
Слово «Родина» — крепкое, точно орех —
не распробуешь с первого раза на вкус.

…середина пути. И дождём осаждён
серый город, дрейфующий в талой воде.
Так бывает: годишься не там, где рождён…
а бывает… и вовсе не годен нигде.

…и трясёшься в вагоне — судьбе ли назло? —
Вот и дерево кроной глядит на восток. —
Так подбитая птица встаёт на крыло,
безнадёжно ловя восходящий поток.

…а тебе говорят: «Так ведь это — твой дом!» —
ножевые слова — как удары серпа.
Слово — крепкий орех, да вот только потом…
от него остаётся одна скорлупа.

…и царапаешь душу в густой трын-траве.
Но с тобой пуповиной земли сплетены —
вместо матери — крест, вместо Родины — две
совершенно чужих бесприютных страны…


Не парижское

Улицы не парижские… Ветер гуляет кочетом.
Голуби над задворками. Нудные холода.
У пацанов с окраины папы — сплошные «лётчики».
Рано стареют матери. Чадно горит звезда.

Хочется… прочь! — Из города, чтобы дорога — скатертью,
чтоб разговоры в тамбуре, а за окном — поля,
чтобы вдыхать заутренний свет над церковной папертью…
чтобы отцу и матери пухом была земля…

или… на тесной кухоньке пить до утра шампанское,
чтоб на одном дыхании — залпом объять сполна —
русское и еврейское, польское и цыганское…
чтобы в душе — бубенчики, а на дворе — весна...

был бы, слегка присоленный, хлеб — на ладони времени…
чтобы в гостях — желанные (и никогда — врасплох),
чтоб прорастало лучшее не из чужого семени…
но... на ветру качается пыльный чертополох.

Не золотятся колосом Псковщина и Смоленщина,
наглухо занавешены долгие вечера…
а в безымянном городе плачет хмельная женщина,
будто опять поверила, что из его ребра…

Незнакомая Родина

Два вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?»,
как седые просёлки, навеки схлестнулись.
В Ярославле над Волгой ярится закат.
Тлеет Тула витринами пряничных улиц.

А в вагоне — туман опрометчивых слов.
Да и сам ты доверчив, наивен и жалок,
обнаживший всю душу до самых основ,
точно Питер — изнанку своих коммуналок.

…за спиною — перрон. Переступишь порог —
и на пир с «корабля»… но расходятся гости.
…а рассвет с огоньком, и с горчинкой дымок,
и дрова — на дворе, и трава — на погосте.

Оживает душа, обращённая в слух.
Акварельные зори свежи и прозрачны,
но умолк предпоследний нетрезвый петух,
оцарапав околицу хрипом наждачным.

Вот бы взять да попробовать жить-не тужить,
чтоб душа — нараспашку!.. Похмельно-непьющий
понимаешь, что… — к лешему вся эта жизнь! —
Что за чушь, что дорогу осилит идущий?

Кто соврал, что идущему ноша легка? —
Добрести бы до дома неровной походкой…
(Как известно, Россия — в глазах чужака —
пресловутый медведь, балалайка и водка).

Незнакомая Родина… Всё занесло —
заметелило пеплом неверного слова.
…а в плацкартном вагоне тепло и светло.
И подросток-«ботаник» читает Толстого…


Без слов

Говорят, в Отечестве нет пророка,
да и кто б узнал его, если есть?
Но зато опять на хвосте сорока
притащила сдуру худую весть.

…а в чужое сердце влетишь с разгона,
так тебя проводят — «на посошок»
полной чаркой спелого самогона.
Сумасбродно, ветрено… — хорошо!

…а потом — привычный рассол на завтрак.
Хоть полвека пей, всё равно — тоска.
Ты чужой здесь и… не сегодня-завтра
упорхнёшь, как ласточка с облучка.

…но пока… молчи! На душе бездонно.
Всё, что важно, сказано и без слов.
Просто Бог, шутя, раскидал по склонам
золотые луковки куполов.

Просто остро пахнут лещом и тиной
на равнинах волжские рукава.
И тебя пронзает гусиным клином
ножевая русская синева.
**

Елена Копытова (Латвия, Рига)
ПОЭЗИЯ
Made on
Tilda