Дама с единорогом

Годовые кольца Эльсинора


Ещё не сад, но саженец.
Пока
Не сбросит плод, не выносит винцо вам.
Воскресный день зелёного ростка
Стал свежестью весенней окольцован.

Расти, малыш, без бури и досад,
Спокойно доживай до листовала...

...Витки плюща ложились на фасад.
Как занавес, поднялся к небу сад,
Но счастье пятый год не вызревало.


***
Офелия, сегодня быть беде.
Течёт вокруг Великое Нигде,
И глубина защёлкнулась на вые —
Кругами разбежались по воде
Непрожитые кольца годовые...

Жизнь выдохлась до ила, до конца,
Но мы живём неспешно, по старинце.
В покоях опустевшего дворца
Уже никто не думает о принце.
Другой король идёт по головам,
Но нравы те же. Толку торопиться?
Дешёвым одноклеточным словам
Не выпало в эпиграфах толпиться.
Вся жизнь — тираж. Навылет, без полей, —
Чулан, жена и место в колымаге.
...В руинах замки. Дует из щелей.
И кольца престарелых тополей
Упрямо проступают на бумаге...



Пир во время чумы


Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы.
А. С. Пушкин


Жизнь от жизни скрывала многих,
Где фарватер дороги срыт.
Быт стареющих и убогих
(Понадеясь, что рядом Бог их)
К ливню тянется из корыт.
Шелушась,
грязь смывая с кожей —
Всем плевать, кто кого пригожей,
Чем разжился, чего вкусил.
Но судьбу удавить в прихожей
Не хватает под вечер сил.
Голытьбе ни к чему рядиться.
Грузно падает с крыш водица,
Размывая нажитый хлам.
Как продажная молодица,
Ветер шарится по углам.
Заливая водой трущобы,
Дождь лютует — ещё, ещё бы! —
Выгоняя десятки крыс.
Веет бедностью высшей пробы.
В душных дебрях ночной утробы
Затерялся луны надгрыз.
Подворотню накрыла тьма.
Кто-то робко шепнул:
— Чума…
Лихо катится к чёрту удаль.
Души резко пошли на убыль.
Воля выпала на крыльцо,
Собирая — глаза ли, губы ль? —
В перекошенное лицо.

В каждом доме —
десяток харь.
Кто помладше — ложится бледный,
Вместо ржавой копейки медной
Зажимая в горсти сухарь.

…Хрип разносится по траншеям.
Не видать на дворе ни зги.
Понеслось колесо по шеям —
Понаделавши на душе ям,
Перекашивая мозги.
Ветру впору хватить кондрашку:
Кто способен ещё бубнить —
До рассвета лакает бражку,
Двери бросивши нараспашку,
Если некому хоронить.

Всех, кто скинул ярмо воловье,
тащат к ящикам два крюка.
Свозят мёртвое поголовье —
пожилое, рябое, вдовье —
два могильщика-старика.
Глянут вскользь —
на кого похожий? —
сгонят крысу с гнилых рубах.
…Улыбаясь разбитой рожей,
Всю неделю, под голос Божий,
Ливень корчится на гробах.

Мор окончен. Пусты дома.
Крысы мечутся, как чума.




Ступени Нотр-Дама


Какой соборный циник произнёс,
Что благости везде — с горгулькин нос?
К чему бубнить Писание, смотри же,
Как два луча с Господнего стола,
Собой перебудив колокола,
Слоняются по сонному Парижу.

Душа лежит без тела. Тишь да гладь.
Но если ангел спустится забрать —
Святой отец, держи его на мушке,
Покуда площадь, плаха и тюрьма,
К утру опустошая закрома,
Выкидывают в Сену погремушки.

Горбун притих, невидимый с земли.
Чуть ниже — каменеют короли.
По площади, по лавкам, по судьбе ли —
Рассыпался народ, как нитка бус.
И город, как огромный карапуз,
Ворочается в мокрой колыбели.



* * *
Горбун говорил, говорил... Истекала мгла
Последними всхлипами, вялым тычком кинжала.
Горгулья смирилась, что нет одного крыла.
Привычно не возражала.

Горбун горевал — и ломались во рту слова,
Срывались обрывками, хрипом, какой-то датой.
Горгулья ждала, ощущая себя едва
Одной из десятка статуй.

В дремоте казалось: шагнёшь — и уже паришь,
И город-игрушка под лапами распластован...
Горгулья смотрела на спящий внизу Париж,
Едва понимая, кто он.



* * *

уже не важно — таков ли бог,
и есть ли он вообще.
судьба врывается в дом и храм
булыжником из пращи.
когда злодейство, заслышав рог,
качается на плюще,
плевать и вечности, и кострам,
какие на ком плащи.

пожгут. утихнут. хлебнут вина.
настанет черёд облав —
и подлость, головы горяча,
потянется из углов.
но не расскажут ни письмена,
ни авторы книжных глав,
как бродят городом два луча,
не смея собрать улов...



Сны по реке


Считает ночь очередной убыток:
тех, кто проснулся вне календаря.
Е. Миронова


Мефистофель: «Осуждена на муки!»
Голос свыше: «Спасена!»
И.В.Гёте


Что делать, Фауст?
А.С. Пушкин


1.
Это лишь сон, дорогая, сопит в руке.
Люди добры к юродивым, снам и иже…
Вынесет нас на берег порогом ниже
Вечность, неспешно плывущая по реке.

Спи. Мы и сами сегодня — вода, вода,
Капельки пота на облике светлоликом…
Матери наши к утру изойдутся криком,
Выдавив нас, как из тюбика, навсегда.

Волны качаются, ялик сорвав с цепи.
Кем-то уныло бубнится то гимн, то сутра.
Я помолюсь, чтобы здесь не случалось утро…
Время кончается. Спи, дорогая, спи…


2.
Сон обернулся кошмаром. Наш страшный Бог
Смотрит в родильный ад мириадом окон.
Бьюсь на руках, как висящий на лёске окунь —

Выдохни, Господи! Воздуха нет на вдох!..

Лёгкие сводит от смога и сквозняка —
Видимо, ангелы курят в регистратуре.
Выхода нет. Остаётся припасть к микстуре
С привкусом материнского молока.


3.
Дальше не помню... Обрывки дурного сна
В руки услужливо тычут подделки быта.
Вихрем мелькают дороги, дрова, корыта,
Лужи — и сверху, как лозунг, висит весна.

Детство, за санками следом, ушло под лёд.
Юность увёл за собою поэт-скиталец.
Взрослость приходит —
Когда,
Проколовши палец,
Ты машинально в аптечке находишь йод.
Чуть удивившись — фонтанчиком кровь не бьёт.


4.
Приколоты бабочки к листьям, как белые брошки.
Белеет распятие. Запах забвенья разлит.
Ты снишься босой,
Рассыпающей хлебные крошки.
Десяток синиц разметает их с каменных плит.
Седеющий воздух — как пыль на пустой колыбели.
Туман семенит, опершись на трухлявый костыль…

…
Здесь я просыпаюсь...
До встречи — четыре недели.
Синицы с окна потревоженной стайкой слетели.
И всюду рассыпаны крошки, упавшие в пыль.



5.
Дверь старчески скрипит от сквозняка.
Крест облупился в пожелтевшей нише.
Десница у Всевышнего крепка —
Без промаха шутить, наверняка.
У дома скорби даже дождь потише…

Безумны все, но здешние — вдвойне.
Обрывки душ тряпьём на самом дне
Набросаны в старухе и младенце.

Тебя ведут…
Едва идёшь (дыша ль?),
Привычным жестом кутаешься в шаль,
А на плечах белеет полотенце…


6.
Мы проиграли.
Жизнь пошла ко дну.


7.
Глотает ночь размокшую луну,
Запив лекарство лужей придорожной.

От каждого дождя бросает в дрожь, Ной?
Я точно так же сорок лет тону
В воде, вине, беспамятстве…
Ко сну
Зовут всё реже.

Тошно видеть сушу,
Звонить на небо сорок раз на дню,
Хлебать в корчме прокисшую стряпню.
Пропить пальто, забыть в кармане душу.
Искать по объявлению… Найти…
И что с ней делать, Господи прости?


8.
Мне скучно, бес. Такая тишина,
Что вянут мысли. Дай хотя бы спама…
Полночи жду, дурея от вина,
Когда квадрат Малевича с окна
Сползет, и утром включится реклама
Прохожих, тротуаров, площадей.

Мне скучно, дьявол. Здесь, среди людей,
Где каждый ключ к душе — для взлома кован.
Любой делец страдает от жулья,
И каждый смертный — в ящичек жилья
Ещё при жизни плотно упакован.

Мне скучно, бес. Не лечится тоска…
Жизнь прожита со всеми потрохами.
Осталось пыль стряхнуть с воротничка,
Очиститься от смертного греха,
И, причастившись новыми грехами,
Латать своё безумие стихами,
Пока не скажут: «Хватит. Выходи».
Любое сердце скорчится в груди,
Когда такая вечность впереди…


9.
Сон затянулся.
Петлёй.
Табурета нет.
Лыбится всласть, перегаром дыша, корнет.
Площадь бушует, белеют вокруг кокарды.
— Смерть святотатцу!
— Повесить его!
— Долой!
Адмиралтейство уткнулось в грозу иглой.

Воздуха!..
Связаны руки.
Верчусь юлой…
Смерть не приходит. Карга заигралась в карты.

Нужно проснуться!
Проснуться...

Под лязг цепей
Двое меня неумело уносят с плаца
В дебри соборов, михрабов, пустых палаццо.
Чашкой черпнув из реки, предлагают — пей.
Пью.

Пью…
И больше не хочется просыпаться...

Впрочем, теперь уже некуда просыпаться.


Монолог черепа Йорика


— В этом черепе был когда-то язык,
его обладатель умел петь...
Шекспир. «Гамлет»

— Что, принц, ужель вернулся наградить?
Небось, вином пришел потешить... череп?
Чего дрожишь? Неужто без вина?
О, вот оно, служение великим!
Ррраз — в землю закопают — и молчок.
(Пока опять не выкопают...)
Тошно...
А впрочем, это в духе королей.
Что, Гамлет, в старом добром Эльсиноре
И места не осталось для могил?
Тирлим-бом-бом!
(Прокисни мой бубенчик!)
Здесь что, похоронили всех живьём,
А некоторых, видимо, и дважды?
Чего бледнеешь?
Ветерок?
Ах, да!
Вновь за своё. — «Как сорок тысяч братьев!»,
Любовь... любовь... проклятья небесам...
Ты ТАК хотел?
(Прокисни мой бубенчик!)
Любить до гроба? Ну так вот он, глянь! —
Последнее пристанище великих.
На доски бросишь горсть земли — и всё.
Ты слышишь, принц? Друзья — враги — проклятья —
долги — враги — друзья — любовь —
и... всё.
Ну разве что в земле немного праха.
А впрочем, полно! Хватит болтовни.
Общаться с черепами — и нормальным
Опасно для рассудка. А тебе
И без того — безумия хватает.
Всё в этом мире — тлен и суета...
Пойду смешить. Счастливо оставаться!
Уж раз отковыряли —
Рр-разойдись!
Тирлим-бом-бом!
Дор-рогу черепушке!!!

**