С тех пор, как был написан этот текст, исчезли многие его герои и участники. Кто-то ушёл со сцены, кто-то из жизни, кто-то уехал из страны. Умерла чудесная Наталия Иосифовна Калинина. Умер замечательный Михаил Борисович Борисов. А сразу вслед за ними умер и когда-то уникальный портал «Фицрой», где этот текст был впервые напечатан. Но с самого 1914 года, каждый год, 23 октября, в день, когда Евгений Вахтангов впервые показал своим ученикам, что конкретно можно сделать на практике с системой Станиславского, - лучшая в мире театральная школа и лучшее в галактике театральное училище отмечают этот юбилей. Его выпускники сегодня повсюду. А учителя продолжают творить через таланты учеников. Можно сказать, «допущены к творческим работам посмертно...». Помните их.

Всем щукинцам и их почитателям посвящается.

На сцене величественный человек в благородных сединах и синем костюме говорит о рыбе. Точнее, об икре. О той «актёрской икре», которую от актёрской «игры» в конечном счёте отличит одна маленькая буква и одна большая метафора.

Представьте себе великое множество икринок, говорит человек в благородных сединах. Если каждая икринка непременно станет артистом и тоже начнёт метать икру, нам с вами будет элементарно не протолкаться от метро Арбатская до самых подступов к Большому Николопесковскому переулку и дому 12-а. А им всем, не доеденным жизнью или не сменившим вовремя артистическую ориентацию на другую профессиональную пригодность – никак не уместиться на этой сцене.

Поэтому, это даже хорошо, что не все из тех, кого вы увидите здесь сегодня, в конечном счёте станут актёрами. Кого-то раздавят и не заметят. Кого-то приветят и забудут. Кого-то съедят. Кто-то бросит всё и уйдёт сам.
Но пока у них ещё вся жизнь впереди и на ладони, пока живы и трепещут самые не замызганные реальностью мечты, давайте посмотрим, чему они здесь научились и что они сегодня могут вам показать.

Человека в сединах зовут Михаил Борисович Борисов. Он руководитель и самый непримиримый из судей выпускного IV курса одной особенной группы студентов – первой азербайджанской студии набора 2016. Не все в ней приехали непосредственно из бывшей союзной республики, некоторые присоединились прямо из столицы, с московским акцентом. И за это им пришлось выучить ещё и азербайджанский язык, прямо на ходу.
Потому что в «национальных студиях» общего студенческого потока владение соответствующими национальными языками обязательно. Они ведь, по идее, после обучения должны вернуться к себе домой и там актёрствовать на своих национальных сценах. Или в своём национальном кино. Так что русский русским, но надо и честь знать. Быть поливалентным. Сегодня поливалентны все.

Все поливалентные, однако едут учиться именно сюда и на вопрос, почему, отвечают совершенно одинаково, пока спрашивать не надоест: это лучшая театральная школа в мире. Лучшая, ребята. В мире, дорогие товарищи. Хоть вы тресните и разбегитесь трещинами по планете. Это – лучшая театральная школа во вселенной.

Потому и года не проходит, чтобы среди обычного потока не случилось одной-двух «национальных студий». Причём не только британской и американской (эти тоже приезжают к нам учиться, yes, they do!). Но и практически всех бывших союзных республик, которые упорно едут «обратно в Россию» за мастерством.

Мы в студенческом театре театрального училища имени Щукина. Там, куда, по неполиткорректному определению самого Вахтангова, отбирают «самых воспитанных; из воспитанных – самых культурных; из культурных – самых красивых, а из красивых – самых талантливых».

Время здесь не подчиняется ни политическим катаклизмам, ни идеологической коньюнктуре. Время здесь замерло и не заметило, как одну огромную страну рвануло на «бывшие союзные республики» и разметало эти республики по невнятным галактикам. Но по закону неудержимого тяготения, который всё никак не удаётся отменить, их всех регулярно снова заносит на эту орбиту.
Сюда прибывают и прибиваются студенты из самых разных «национальных» уголков России, а также из  Молдавии, Эстонии, Латвии, Литвы. И один Бог да местные министерства культуры, отстёгивающие им робкие субсидии, щедро дополняемые российским бюджетом, знают, откуда ещё.

Если вам когда-либо доводилось смотреть показательные выступления щукинских студентов, то вы наверняка знаете, что это беспроигрышный номер: среди доживших до финала через жесточайший отсев бесталанные не встречаются. И Вахтангов не приврал: вам предстоит увидеть и воспитанных, и культурных, и красивых одновременно.
Eсли верить их суровому руководителю, прежде чем допустить всю эту команду говорить тексты на сцене, первые полтора года их учат молчать. Вообще. Только слушать и смотреть.
А оставшееся время – «дышать, держать, ещё вертеть», а также и думать, плакать и ходить.

И пока г-н Борисов рассказывает об этом в микрофон, до начала показательных выступлений своих студентов, зал тихо оседает под глухими ударами, идущими сверху, через потолок. В зале непроизвольно наклоняются головы и хочется прикрыть ладонями темечко. Над нами конница, крошащая город. Мушкетёры-фехтовальщики или драко-танцы в таверне. Это учатся падать второкурсники, поясняет г-н Борисов. У них там, наверху, занятия по сценическому движению.

Говорят, что Пифагор заставлял своих учеников проводить в полном молчании пять лет, считая, что именно столько времени необходимо для изначальных неглубоких размышлений о квадратуре круга.
Очень может быть, что и актёрам следует отмолчать хоть полтора года, чтобы научиться – чему?

– «Сначала мыслить, а потом говорить. B паузе, ещё до текста, вы должны знать, как дышать. Потому что ни вдох, ни выдох не бывают одинаковыми в радости или в грусти».

Это мне поясняет однa из любимейших, мудрейших и самых очаровательных преподавателей Щукинского училища, заслуженный деятель искусств, профессор Наталия Иосифовна Калинина. Я любуюсь и восхищаюсь ею уже более 35 лет и пришла к выводу, что ничто так не сохраняет красоту, здоровье и нервную систему, как сценическая речь и сценическое движение. Если, конечно, их преподавать.

Сама Наталия Иосифовна тоже оканчивала Щукинское (выпуск 1946-1950 гг) и у неё училось такое количество ныне известных, популярных, знаменитых, что когда она проходит по родимым коридорам, сделать её одиночный портрет на простой мобильник категорически не получается: изо всех щелей, углов и лифтов постоянно выскакивают люди, чтобы расцеловаться и наговориться, держась за локоток...

Я у неё учиться не сподобилась, но каждый раз, когда мне просто доводится слышать её по телефону, я машинально распрямляю плечи, втягиваю живот, вздёргиваю шею и тщетно пытаюсь произнести голосом великой Юлии Борисовой, со всей глубиной старо-московского прононса: «Что вы, ваше величество, мы ставим перед собой только реальные задачи... »
**

– «Беда всех студентов – короткомыслие, – говорит она, – На короткую строчку хватает. На длинную не дотягивают – получается многоточие».
– «А зачем им мыслить, Наталиосифвна, у них же в роли всё прописано, как произнести, куда посмотреть ?..»
– «В актёрстве мыслить необходимо. А у нынешних чувствуется некая машинизация мышления. Текст произносят автоматически, как смс набирают на телефоне, сокращая слова и смыслы, для удобства. Текст нельзя проговаривать, не думая на каждом слове. Даже диктору нельзя, а уж актёру... 
Вот, начинаем с первокурсниками с азов. «Евгений Онегин». Спрашиваю, вы читали? Читал, конечно. Дайте первую строфу. Даёт: «Мой дядя самых честных правил...» Спрашиваю, кто это говорит? Как кто, отвечает, – Пушкин! Я ему: нет, это Онегин говорит. Удивление – дааа?! Спрашиваю, а как Пушкин поначалу хотел назвать своё произведение, знаете? Не знают. «Татьяна Ларина». Да что вы?! А почему?.. А вы почитайте всё-таки, почитайте. Обратите внимание, сколько внимания отводится Онегину, сколько Татьяне. Подумайте, прежде чем со сцены что-нибудь произнести.
Вот типичнейшая ошибка в бездумном «считывании»:
«…По цветникам летя к ручью,
И задыхаясь на скамью
XXXIX
Упала...
«Здесь он! здесь Евгений!..»

Такая знаменитая «лесенка». Считается, что её придумал Маяковский, но у Пушкина уже было. У Пушкина всё уже было. Пушкин всех обошёл. Так вот, подавляющее большинство считывает, не соображая, с окончательной падающей интонацией: «и задыхаясь на скамью». Точка. А следующую строфу на одном дыхании: «Упала-здесь-он-здесь-Евгений...» Представьте себе. Как можно? Не соображая, кто бежал, кого увидел, где упал...
Это самый элементарный, ходовой пример. Обобщающий. Главная беда сегодня одна на всех: читают мало и толком не читают ничего.»

– « Это беда в сравнении с чем? С предыдущими поколениями ? Начиная откуда?»

– «Начиная примерно с распада страны и раскола на "бывшие союзные". Мы здесь никакой политикой не занимаемся. Ни c какими идеологиями не бьёмся, никакими партиями и "группировками" не интересуемся. Здесь свободная зона – зона культуры и искусства. Но люди к нам приходят снаружи, как из мира – в монастырь. С уже готовой базой общего образования, полученной не у нас. И вот здесь мы и замечаем разницу между общеобразовательным уровнем "своих", домашних и тех замечательных, талантливых, во всех отношениях прекрасных ребят, которые приезжают из теперь уже бывших республик. За все эти годы разница получилась колоссальная, вопиющая... »

– « Какая же разница? Языковые проблемы?»

– «Языковые проблемы есть, но они не суть. Первый год уходит на серьёзноe изучение русского в «национальных студиях», это нормально. И приезжают они поступать иногда с отрывками на родных языках, а на русский переводят прямо в дороге, в поезде. В национальных студиях всегда должен присутствовать педагог по их родному языку (некоторые студенты из таких разных мест, местечек, деревенек и аулов,  и так говорят на диалектах, что им приходится и родной язык корректировать). Если преподавателя родного языка не случается, работаем с теми из группы, кто говорит лучше остальных и учит сотоварищей. А уже выбор материала в русском сегменте делаем мы.

Вот здесь и проявляется эта разница. Огромная. Я бы даже сказала, иногда чудовищная. Разница в образовании и уровне общей культуры. Нет, с математикой у них всё в порядке. И по-английски большинство из них умеют недурно говорить. Этому их у себя дома учат в школах.  
А вот с гуманитарными предметами беда. С литературой беда. Не с русской даже, не с российской современной, а вообще беда. Либо знают каких-то низкопробных авторов, либо не знают совсем ничего. Из русской классики – худо-бедно Пушкина и Лермонтова. Немножко Гоголя, в современной "обработке": приходится исправлять автоматическое произношение "Шанэль", оно, понимаете, само лезет – Н.В.Гоголь, "Шанэль"...

Дальше – кое-как, кусками, поверхностно, вплоть до Чехова. На Чехове кончается всё. Всё, что писалось в России после Чехова и до сих пор - они не знают. Этому их там, у себя, в школах не учат. Ахмaтову не читали. Ахмадулина – «это, кажется, что-то просоветское?..  Можно я вам лучше Киплинга прочту, « О, если ты спокоен, не растерян, / Когда теряют головы вокруг...»?

Причём, это не только в литературе. Это в общей культуре очень чувствуется. Вот как, за недолгое в общем-то время, такое могло произойти, и почему это произошло, я диву даюсь. Как это у них получилось, в рекордные сроки так посадить уровень собственного образования? Я ведь преподаю здесь с 1970-го, бессменно. И хорошо помню всех прежних ребят из всех прежних национальных студий. Из самых отдалённых уголков и аулов. Из самых разных республик. Из тогдашней Прибалтики. С Кавказа. Из Белоруссии. Никто никому ни в чём не уступал, если только уровнем таланта. Но все были приблизительно одного культурного и образовательного покроя. Теперь между нашими, здешними  и ними – фактическая пропасть.
К нашим столько же претензий, в плане небрежности, недочитанности и прочих корректируемых моментов. Но разница в общей культуре огромна. Очевидна. Вопиюща. Вот это беда.

И вот здесь начинается заполнение бездны. Здесь они сначала читают через не хочу, просто чтобы сдать. А потом, потихоньку, начинают обживаться и переучиваться. У многих получается… Главное, все они – все, поверьте! – очень способные и славные ребята! И так же безоглядно хотят учиться, не жалея себя, как все, до них, и те, кто придут после. Это вечное.»

– «Зачем же они едут сюда? Марка "Щукинского"для будущего профессионального престижа?»

– «Щукинское училище серьёзно котируется, конечно, но едут не за "маркой". Едут, чтобы получить РЕАЛЬНОЕ мастерство. Pеальное мастeрство даёт не марка. Даёт система. Так, как учим мы, не научат нигде. У них так не преподают. И нигде так не преподают. Не умеют. Эти методы нельзя просто скопировать и приложить в другом контексте, поменяв основы и детали, даже частично. Они это знают. Все это знают. Это ведь не дeсять дублей, если девять провалилось. В театре ты вышел "один на подмостки" – и всем сразу видно, что ты такое, кто и как тебя учил. Нельзя научиться одной только технике, не проникнувшись сутью всего, что проживаешь на сцене. Ведь даже вздох в печали и радости не одинаков. Потому и готовы «переучиваться» в остальном тоже. Сначала нехотя. Потом с энтузиазмом...»

**
Энтузиазм я констатировала, сначала во время спектакля, где все показательные номера были лично выбраны и поставлены самими студентами, без подсказок и оглядок на мнение руководства (это принципиально).

Играли отрывки из Островского и Достоевского (кстати, ключевую беседу Ставрогина и Верховенского в «Бесах»), пели Азнавура и танцевали джаз, читали Гарсиа Лорку, пародировали продвинутых спортивных девушек, столичных дворников и кавказских таксистов, известных режиссёров и даже (даже!) – «арабских женщин-мусульманок в московском Макдональдсе» – этот номер буквально положил зал плашмя от хохота и восторга. Я сняла его на камеру и теперь безмерно удивляю парижских друзей, сначала не верящих глазам своим, потом не верящих мне, когда я подтверждаю, что номер делали азербайджанские (!)  студенты театрального училища. Сами.

Энтузиазм я констатировала также, нагрянув в гримёрки, сразу после спектакля, где взмыленные и счастливые, только что отыгравшие на «бис», они смущённо отвечали на каверзные вопросы.
– Вы выйдете отсюда «дипломированными специалистами» уже весной 2020-го. Поедете обратно в Баку?

– Скорее всего, да, если, конечно, не будет других предложений.

– А на каком языке вы там будете играть?

– Это будет зависеть от того, куда позовут и примут: либо мы вливаемся в труппу уже существующих театров, либо есть надежда на формирование отдeльной, новой молодёжной труппы. В любом случае, играть придётся и на русском, и на азербайджанском.

Смеются, при виде моей изумлённо недоверчивой физиономии: да вы не волнуйтесь, у нас там никаких проблем в этом отношении нет – что по-русски, что по-азербайджански! Приезжайте, убедитесь.
Я таки скептически удерживаю хоть одну приподнятую бровь и отступаю в недоумении.

Позвольте, но как же всё это сочетается с упорно внедряемой теорией, о том, что все «бывшие» только и мечтают, что стереть из коллективной памяти «чужой» язык, и «сомнительную» историю? Прогнать «оккупантов» и заблаженствовать в лучах единоличной национальной культуры?
Вам стирают, а вы опять едете и снова переучиваетесь, на ходу ?..
Bедь получается, что это всемирно знаменитое училище есть самый настоящий «рассадник» не только некоей единой «русской школы», но и русской культуры, русской мысли, русского духа и даже языка? В «свежеосвободившихся» бывших союзных республиках?! Конфуз, однако.
Ведь по сути, этот институт и ему подобные, сами того не ведая, снова собирают всех бывших сателлитов на единую орбиту. Как ни в чём ни бывало.
Везде вcё порушили, а они едут и едут. Не ровён час, опять сами переучатся и других переучат. Бойтесь актёров, дары приносящих!..

Впрочем, как это верно заметил со сцены умный человек в благородных сединах и синем костюме, далеко не все «икринки» станут полноценными и самостоятельными героями. Кого-то раздавят и не заметят. Кого-то приветят и забудут. Кого-то съедят. Переубедят. Переквалифицируют. Кто-то бросит всё и уйдёт сам.
А ведь так хочется, чтоб всё у них сложилось – у всех, у всех ! Cамых воспитанных, самых культурных, самых красивых и самых талантливых.
По-Щукинскому велению...

Фотографии автора:
1. Памятник Е. Вахтангову перед входом в учебный театр
2. М.Б. Борисов
3. Наталия Иосифовна Калинина
4. Студенты Щукинского училища
***